Церковь как организация и деяния апостола Павла по версии Бэрроуза Данэма

Согласно религиозному преданию, Павел не входил число 12 апостолов Христа и в юности даже участвовал в преследовании христиан. Но после воскрешения Христа он обратился в христианство…

«Проблемой, которая тревожила римские власти, был вопрос о сохранении системы рабского труда. Эту постыдную задачу Рим унаследовал от своих соперников и предшественников, некогда грозных, но потерпевших крах именно вследствие своей полной неспособности разрешить проблему сохранения рабства. Македонская империя, которая с равным успехом уничтожила независимость греческих городов-государств и господство Персии, предложила наиболее подходящее по тем временам решение. Но власть Македонии была всё же ограниченной. Для удовлетворительного решения проблемы требовалось не меньше, чем объединение всего Средиземноморского бассейна под одной верховной властью. Пока гиганты-разбойники вели между собой войны, ограбляемые ими массы могли всегда найти себе союзников.

Римская империя в течение четырёх столетий - от основания её Августом до нападения на неё Алариха - напоминала собой огромный и мощный желудок, занятый усвоением неудобоваримой пищи. Наблюдались, конечно, периоды относительного спокойствия, и Гиббон был, пожалуй, прав, когда восхищался видимой безмятежностью «века Антонина». Но система рабского труда, неудобоваримая сама по себе, порождала ещё и другие неурядицы. Рабский труд подрывал труд свободных людей; он вытеснял крестьян из их хозяйств, а ремесленников - из их мастерских. Кочующие массы «свободных» людей, которых не могла занять ни одна отрасль хозяйства и даже армия, передвигались по империи или скапливались в городах, куда (говоря словами Тацита о Риме) «отовсюду стекается и где развивается все ужасное и срамное». Дикие суеверия, самые низкие пороки, бездонное море насилий и разврата - со всем этим ежедневно сталкивались люди. И, пожалуй, хуже, чем угроза смерти - хотя она неотступно преследовала их, - была трудность или (как им, наверно, часто казалось) невозможность сохранить человеческое достоинство

Столь грандиозное социальное здание, воздвигнутое на таком ненадёжном фундаменте, настоятельно требовало перестройки. Однако шли годы, за ними - целые десятилетия, и всё оставалось почти без перемен. Время от времени картина становилась страшной от мёртвых тел восставших и распятых рабов; римские легионы продолжали свои походы, убивали людей и погибали сами от рук мятежников, а в подвластных Риму провинциях правящие классы по-прежнему заигрывали с римскими властями в ущерб своим народам. Текущие события снова и снова отодвигали на неопределённый срок триумфальное пришествие Мессии, пока, наконец этот завершающий момент не был окончательно отнесён к совершенно иному миру явлений. Между тем простые люди по-прежнему влачили жалкое, беспросветно мрачное существование. Надо было что-то предпринимать, и, если человек не мог изменить жизненных условий, то, возможно, он был в состоянии измениться сам.

Около 35 года н. э. личные проблемы Павла получили (или, во всяком случае, ему показалось, что получили) внезапное разрешение. Он узнал (не известно, как и в какой форме) о распятии Иисуса, о последующем его воскресении из мёртвых и об ожидаемом втором его пришествии. Это было всё, что Павел знал или, вернее, хотел знать о данном событии: в тех местах посланий, которые написаны самим Павлом, есть только единственная ссылка на одно из высказываний, приписываемых Иисусу. Павел мало верил в социальные реформы, ещё меньше - в социальную революцию. Возможно, его политическое чутьё подсказало ему, что все это было в тот момент нереально. Об иерусалимских христианах у него первоначально сложилось мнение, что они представляют собой склонную к фантазиям, а, следовательно, опасную секту. За всю свою жизнь он так и не смог почувствовать к ним симпатии.

Но известие о распятом и воскресшем Мессии было в самом деле поразительным. А что, если это событие, как и многое другое в еврейских преданиях, имело аллегорический смысл? И может быть, то, что произошло, было не просто казнью бунтовщика, а необычайным событием вселенского масштаба, когда Логос (Logos), основной принцип мироздания, принял форму человека, претерпел земные муки и, выйдя из всего этого победителем, доказал, что грех и смерть, злейшие враги человека, сулящие ему окончательную гибель, могут быть сами попраны. Если допустить реальность такой величайшей по своему значению идеи, то по законам логики можно было прийти к полуэмпирическому, полумистическому выводу: главное в деле спасения человека уже достигнуто, и от людей требуется теперь активность не в политике, а в области веры.

Эта замечательная идея подвергалась столь суровой критике со стороны буржуазного радикализма или, по терминологии римско-католической церкви,  «секуляризма», что интеллигенты в наши дни не могут даже представить себе, чтобы кто-то мог так рассуждать. Они безоговорочно отвергают всю эту концепцию, не понимая, что при этом также забывают о природе религии и наличии в ней элементов поэтической фантазии, как и любой глубоко  верующий человек. Религиозные взгляды Павла, в той мере, в какой мы можем ознакомиться с ними по его Посланиям, представляют   собой   драму,   созданную с эсхиловским мастерством. В ней описывается, не реалистически, а интуитивно, то состояние, в котором неизбежно должны пребывать люди до тех пор, пока богатство и власть немногих основываются на нищете и бесправии большинства. Она содержит, пожалуй, не всё, что требуется для спасения человека, но то, что в ней излагается, необходимо человеку.

Павел свёл к минимуму обязательную для всех идеологию, придав ей почти неотразимую привлекательность. Бог (или Логос - Слово) так создал мир, что вы можете спастись от греха и смерти. В этом, собственно, и состояла вся доктрина, которую вам следовало признать, чтобы стать христианином.

Стремясь облегчить людям восприятие новой веры (хотя её сущность была уже и так достаточно притягательной), Павел добавил ещё несколько образов, с помощью которых вы могли бы лучше её постигнуть. Например, можно было рассматривать Христа как второго Адама, который искупил грех первого, или полагать, что Логос усыновил вас, как приёмные родители усыновляют чужих детей и как сам Христос был, по евангельскому сказанию, усыновлен богом-отцом, или, пожалуй, ещё лучше - можно было верить, что, вступив в христианскую общину, вы каким-то таинственным, но убедительным способом приобщаетесь к Христу […]

Павел пал, как принято считать, жертвой нероновских кровавых репрессий; ему отрубили голову. Это был жестокий, но вполне закономерный жизненный финал еретика. Он оставил миру ересь, которая стала ортодоксальностью, учение о душе, которое выросло в целую науку - психологию, разрозненные религиозные общины, которые превратились в церковь, и церковь, которая стала мощной империей. Это было замечательное наследство, хотя оно и не было вполне царством божьим».

Бэрроуз Данэм, Герои и еретики. Политическая история западной мысли, М., «Прогресс», 1967 г., с. 78-80 и 83.

 

Каков организационный итог деятельности апостола Павла?

«Как мы уже отмечали, христианство и в теории, и на практике отражает борьбу двух противоположных тенденций: с одной стороны, оно стремится улучшить положение людей, а с другой - всячески избегать конфликтов с существующей законной властью. Зародыши этой борьбы, как мы тоже указывали, коренятся в двух традициях, из которых выросло христианство: палестинской, ставившей своей целью создать теперь же силой оружия рай на земле, и павловской, которая преследовала иную цель - нравственное совершенствование человека с помощью духовного воздействия и небольших экономических улучшений. Те, кто придерживался палестинской традиции (как, например, христиане Иерусалима), ожидали благориятного момента для восстания или в более мистическом смысле - дня «страшного суда», когда должно состояться второе пришествие Мессии. Они чувствовали себя в равной мере и евреями, и христианами. Это были националисты, строго соблюдавшие установленные ограничения в пище, а также обряд обрезания и решительно отвергавшие всякую «миссию к язычникам». Что же касается последователей апостола Павла, то, будучи заняты вопросами морального порядка, они желали мирной обстановки, при которой процесс духовного совершенствования мог протекать быстрее, и были готовы поделиться своим психологическим опытом со всеми народами.

Мне кажется, было бы неправильно умалять роль какого-либо из этих двух направлений. Преданные своему делу мятежники не были просто «подрывными элементами»; у них были определённые цели, которые человечество до сих пор жаждет достигнуть. Точно так же последователи Павла не были простыми оппортунистами; они трезво учитывали политическую обстановку. Перед теми и другими стоял жизненно важный, актуальный вопрос: каким способом эксплуатируемое большинство народа может покончить со злом, от которого оно страдает? Надо было продуманно решить: следует ли сделать попытку вырваться  из   оков   римской  оккупации  революционным путём или создать небольшие колонии высокоморальных людей на широких пространствах существующей империи?

Церковь решила эту дилемму в основном в пользу павловской идеологии и благодаря этому достигла, совершенно неожиданно для себя, политического господства на земле. Это был блестящий урок, показавший огромные возможности тех, кто действует осмотрительно. Независимо от наших современных взглядов на религию, и в особенности на религию организованную, надо признать, что отцы церкви отнюдь не были простаками. Под личиной их теологии, теперь сухой, как кожа мумии, скрывались удивительно гибкие мускулы, а внутри их ныне слепого черепа - самый внимательный мозг. Этот мозг намечал, а эти мускулы выполняли невероятно противоречивые планы, результаты которых, менее очевидные для отцов церкви, чем результаты наших планов - для нас, предопределили, и, пожалуй, к лучшему, а не к худшему, жизнь всех последующих поколений».

Бэрроуз Данэм, Герои и еретики. Политическая история западной мысли, М., «Прогресс», 1967 г., с. 90-91.