Классификация нарушений мышления по Б.В. Зейгарник

Б. В. Зейгарник предложила  патопсихологическую классификацию нарушений мышления:

-  нарушение операциональной стороны мышления;
-  нарушение личностного (мотивационного) компонента мышления;
-  нарушение динамики мышления.

«Особенности мышления каждого отдельного больного далеко не всегда могут быть квалифицированы в пределах одного вида нарушений мышления. Нередко в структуре патологически измененного мышления больных наблюдаются более или менее сложные  сочетания разных видов нарушений. Например, нарушение процесса обобщения в одних случаях сочетается с нарушением целенаправленности мышления, в других - с различными подвидами нарушений его динамики.

Нарушение операциональной стороны мышления. Это нарушение процессов обобщения и опосредования, при котором теряется способность пользоваться основными операциями мышления.

Мышление как обобщенное и опосредованное отражение действительности выступает практически как усвоение и использование знаний. Это усвоение происходит не в виде простого накопления фактов, а в виде процесса синтезирования, обобщения и отвлечения, в виде применения новых интеллектуальных операций. Мышление опирается на известную систему понятий, которые дают возможность отразить действие в обобщенных и отвлеченных формах. […] При исследованиях мышления больных, страдающих различными заболеваниями мозга, отмечает Зейгарник, обнаружено, что нарушения операциональной стороны мышления принимают различные формы. При всем их разнообразии они могут быть сведены к двум крайним вариантам:

- снижение уровня обобщения;
- искажение процесса обобщения.

Снижение уровня обобщения. В данном случае в суждениях больных доминируют непосредственные представления о предметах и явлениях; оперирование общими признаками заменяется установлением сугубо конкретных связей между предметами. При выполнении экспериментального задания подобные больные не в состоянии из всевозможных признаков отобрать те, которые наиболее полно раскрывают понятие. Так, например, в опыте по методу классификации один из подобных больных отказывается объединить в одну группу кошку с собакой, «потому что они враждуют»; другой больной не объединяет лису и жука, потому что «лиса живёт в лесу, а жук летает». Частные признаки «живёт в лесу», «летает» больше определяют суждения больного, чем общий признак «животные».

При ярко выраженном снижении уровня обобщения больным вообще недоступна задача на классификацию: для испытуемых предметы оказываются по своим конкретным свойствам настолько различными, что не могут быть объединены. Даже стол и стул нельзя отнести к одной группе, так как «на стуле сидят, а на столе работают и кушают». В некоторых случаях больные создают большое количество мелких групп на основании чрезвычайно конкретной предметной связи между ними, например, ключ и замок, перо и ручка, нитка и иголка, тетрадь и карандаш. Иногда испытуемые объединяют предметы как элементы какого-нибудь сюжета (больной рассказывает что-нибудь по поводу этих предметов), но классификация не производится. Например, одну группу составляют яйцо, ложка, нож; другую - тетрадь, перо, карандаш; третью - замок, ключ, шкаф; четвертую - галстук, перчатки, нитки, иголки и т. п. При этом испытуемый объясняет: «Он пришёл с работы, закусил яйцом из ложечки, отрезал себе хлеба, потом немного позанимался, взял тетрадь, перо и карандаш...» Такого рода ошибочные решения мы обозначаем как конкретно-ситуационные сочетания. В некоторых случаях, при более выраженной  степени заболевания, больные затрудняются даже объединить слова по конкретному признаку.

При более выраженной степени интеллектуального снижения больные не могут понять самого смысла предлагаемой задачи. Они не могут усвоить, что для исключения четвёртого, лишнего, предмета необходимо объединить три предмета по какому-то принципу, руководствуясь которым, надо противопоставить им четвертый. Сама умственная операция объединения и противопоставления оказывается им не под силу. Нередко сразу же после ознакомления с инструкцией больные протестуют: «Здесь ничего лишнего нет, все предметы нужны». Невозможность выполнения задания в обобщенном плане, неумение отвлечься от отдельных конкретных свойств предметов связаны с тем, что больные не могут усвоить условности, скрытой в задании.

Особенно четко выступает непонимание условности при толковании испытуемыми пословиц и метафор.

Пословицы являются таким жанром, в котором обобщение, суждение передаются через изображение отдельного факта или явления конкретной ситуации. Истинный смысл пословицы только тогда становится понятным, когда человек отвлекается от тех конкретных фактов, о которых говорится в пословице, когда конкретные единичные явления приобретают характер обобщения. Только при этом условии осуществляется перенос содержания ситуации пословицы на аналогичные ситуации. Такой перенос сходен по своим механизмам с переносом способа решения одной задачи на другую, что особенно четко выступает при отнесении фраз к пословицам. Рассматривая проблему переноса, С. Л. Рубинштейн отмечает, что «в основе переноса лежит обобщение, а обобщение есть следствие анализа, вскрывающего существенные связи».

Больные, которые не могли выделить обобщенный признак в опыте на классификацию предметов, часто не могут передать переносного смысла пословиц. «Куй железо, пока горячо», по мнению одного из больных, означает, что «железо нельзя ковать, когда оно холодное». Другой больной заявляет: «Железной рука не бывает. Если речь идёт о протезе - его делают из дерева, а не из железа». Ещё один больной при предъявлении пословицы «Не в свои сани не садись» говорит: «Зачем же в чужие сани садиться? Как же это? Нехорошо в чужие сани лезть!» Экспериментатор пытается объяснить, что эту пословицу можно понять и не по отношению к саням. Больной не соглашается: «Как же это случилось, чтобы в чужие сани сесть? Может быть, кто задумался и по рассеянности не в своих санях уехал?» Экспериментатор: «Ну а если человек не за свое дело взялся, можно применить эту поговорку?» Больной: «Нет, нельзя, тут ведь сани, а там какое-то дело». Лишь с большим трудом удавалось в отдельных случаях объяснить больному переносный смысл; однако при предъявлении следующей поговорки такой больной опять пытался передать лишь ее конкретное содержание. Вследствие того что слово выступает для больных в его конкретном значении, они не могут осмыслить условность, которая кроется в поговорке.

В некоторых случаях, отмечает Зейгарник, отсутствие свободного охвата условного значения выражается в том, что больные способны понять переносный смысл, но пословица кажется им недостаточно точной, не отражающей все фактически возможные жизненные случаи. Так, один больной не соглашается с пословицей «Шила в мешке не утаишь», заявляя: «Это не всегда так. Бывает же, что жулики скрываются, их не поймаешь. Я знаю такой случай». Другой больной заявляет по поводу поговорки «Волков бояться - в лес не ходить»: «Это неверная пословица. Иногда не нужно рисковать: эта пословица проповедует лихачество». В данном случае больные в состоянии понять условный смысл пословицы, однако тот факт, что она не может быть применена ко всем жизненным случаям, мешает им признать ее правильность. Больные не могут отвлечься от того, что смысл пословицы может не совпадать с частными жизненными ситуациями. Следовательно, и в этих случаях выступает чрезмерная связанность суждений больных с реальными жизненными фактами, неумение абстрагироваться от них, что приводит к непониманию условности содержания пословицы и метафоры.

Особенно четко выступает непонимание условности в опыте на опосредованное запоминание (метод пиктограмм). Сложность этого задания состоит в том, что рисунок не может (и не должен) отражать того обилия ассоциаций, которые могут актуализироваться при восприятии слова; необходимо отобрать лишь какую-нибудь из них, которая способна «встать» на место слова, а это возможно лишь при достаточном уровне обобщения.

Г. В. Биренбаум обнаружила с помощью этой методики у больных с грубыми органическими поражениями мозга преобладание конкретно-ситуационных связей; она указывает, что затруднение в правильном установлении условных связей было обусловлено нарушением образования понятий. Зейгарник подтвердила эти данные. Так, при необходимости найти рисунок для запоминания слова «развитие» больной говорит: «Какое развитие? Оно бывает разное: и развитие мускулов, и умственное развитие. Какое же Вы хотите?» Этот же больной не может придумать рисунок для запоминания слов «тяжелая работа»: «Что Вы называете тяжелой работой? Мне трудно было в школе задачи решать, а Вам, вероятно, тяжело заниматься физическим трудом, Вы слабая. Не понимаю, что нарисовать?» Другой больной затрудняется найти рисунок для запоминания словосочетания «больная женщина». Он пытается нарисовать кровать, но сразу же заявляет, что этот рисунок не подходит, так как больная женщина не обязательно должна лежать: «У нее может быть грипп, и она его на ногах переносит». Тогда испытуемый решает нарисовать столик с лекарствами, но и это его не удовлетворяет: «Ведь не обязательно больная женщина лекарства принимает. Может быть, она лечится физиотерапией, может быть, у нее только зубы болят, а может быть, у неё роды... Хотя нет, роды - не болезнь» и т. д.

Некоторые больные пытаются почти фотографически отобразить в рисунке жизненную ситуацию. Так, при необходимости запомнить выражение «веселый праздник» больной говорит: «Что же нарисовать? Надо бы гармонь, пляску, или можно еще накрытый стол, бутылочки бы надо, ну, и еду. Как все это изобразить? Я же не художник, да и художнику надо долго рисовать».

Зейгарник приводит следующие наблюдения. Так, один из больных хочет для запоминания слов «голодный человек» нарисовать хлеб, но тут же отвергает этот рисунок как неправильный: «У голодного человека-то ведь как раз и нет хлеба». Тут же он решает изобразить фигуру худого человека, но и этот рисунок его не удовлетворяет, ибо «ведь человек может быть худой не из-за голода, а из-за болезни».

Не будучи в состоянии понять условность, содержащуюся в задании, больные часто пытаются уточнить буквальный смысл слова. Так, больной, о котором только что говорилось, с раздражением упрекает экспериментатора: «Вы же мне не сказали, какой это голодный человек и почему он голодный: потому ли, что жертва стихийного бедствия, или потому, что он безработный в капиталистической стране, или он просто не успел покушать». Вместо обобщенного понятия «голодный человек» выступают разные представления о голодном человеке в разных ситуациях.

Таким образом, при сопоставлении данных, полученных с помощью различных методов (классификации предметов, метода исключения, объяснения пословиц и метода пиктограмм), обнаружено у больных эпилепсией, энцефалитом и у олигофренов нарушение процесса обобщения: конкретно-ситуационный характер их суждений, непонимание переноса, условности. Эти больные были объединены в группу лиц, у которых нарушения мышления квалифицировались как снижение уровня обобщения.

Снижение уровня обобщения обнаруживалось, по данным Зейгарник, не только при выполнении экспериментальных проб, требовавших более или менее сложной аналитико-синтетической деятельности, но и при актуализации ассоциаций. При ассоциативном эксперименте обнаруживается необобщенный характер ассоциаций больных. Само требование «отвечать любым словом» являлось для больных слишком условным заданием: «Стол есть стол, что же мне говорить?» Около трети ответных реакций больных являлись обозначением функции или признака предмета («карандаш - писать», «ягода - красная»). Частично ответы были синонимами предъявленного слова. Резюмируя, можно сказать, что мыслительная деятельность подобных больных несовершенно отражает предметы, явления и их взаимосвязи, ибо при полноценном процессе отражения объективных свойств и закономерностей вещей всегда предполагается умение абстрагироваться от конкретных деталей».

Медицинская психология: новейший справочник практического психолога / Сост. С.Л. Соловьева, М., «Aст»; СПб, «Сова»,  2007 г., с. 89-96.